В одном из многочисленных дворцовых садов раскинулось сказочно прекрасное дерево, каждый год дающее свежие сочные плоды, наполненные сладкой мякотью.
Давным-давно это древо было посажено одним мудрецом в знак почтения и, одновременно, помощи падишаху в его борьбе с вечным Злом. Саженец с веками разросся и пустил корни глубоко в недра Земли, питаясь всеми её щедротами. Островок в центре мраморного бассейна ослеплял яркой зеленью, укрывшей сильные корни от снега и ветров. Ветви дотянулись до балкона, где издавна коротали свои вечера султанши, и маленькие шехзаде, из года в год, навещая своих валиде, пачкали свои носики в сладком нектаре.
Каждую весну в саду витал слегка приторный аромат, дарили усладу своей неземной красотой нежные лепестки цветов, убаюкивало мерное журчанье родниковой воды. Летом же ветви дерева величаво клонились к низу под тяжестью спелых, отливающих на солнце золотистым огнем, персиков.
Вот и сейчас, из-за плотно облепивших плодов, уставшее дерево с облегчением опустило одну из самых тяжелых ветвей на горячий камень. Один из персиков, уже достаточно долго лежавший на резном краю балконной ограды, вдруг сорвался и шлёпнулся на мягкую обивку тахты, быстро прокатился, шурша бархатистыми боками, и оказался на пушистом персидском ковре, продолжая катиться, постепенно замедляя ход.
Путь был скорым и не далёким. Персик притаился в тени резного стола из белого мрамора, тоскливо поглядывая на родную ветку. Долго бы он там лежал, если бы не вылез из-за большого, обитого дорогими тканями, дивана глазастый карапуз.

Быстро перебирая пухлыми ручонками, малыш стремительно приближался к цели – яркому жёлтому шарику с алыми боками. Вереща в предвкушении, запутался в роскошных шелках, зацепился крошечными ножками в сверкающих подолах и клюнул носиком в пушистый ворс. Вернул опору, слегка растерянно обвёл взглядом пространство перед собой и, увидев предмет вожделения, уверенно двинулся в путь.
Оставалось совсем немного, когда послышались крики, а потом и топот где-то позади.
– Селим! – знакомый, обычной ласковый и тихий, сейчас этот голос пугал, и маленький путешественник замер, прислушиваясь. – Селим!
Повернув голову на этот громкий пугающий зов, он хотел было поползти обратно, но его внимание снова переключилось. На этот раз это был маленький юркий мышонок, передвигающийся куда быстрее малыша в его роскошных, шитых золотом, одеждах. Судя по всему, сочный персик понравился и этому серому грызуну. То и дело останавливаясь и посматривая по сторонам, он, словно насмехаясь, подергивал усами и двигался дальше – к большому, круглому и жёлтому. И явно съедобному.
Однако, не на того напал хвостатый зверёк, с таким превосходством поглядывающий на соперника. Маленький человечек, сначала бурно приветствующий нового знакомого восторженным визгом и взмахами пухлой ручонки, быстро сообразил, что на его игрушку посягают, и очень скоро оказался у заветного мячика. Разогнаться разогнался, а затормозить не успел – глухой звук где-то совсем рядом, а затем кто-то резко сделал ему больно. Вокруг вдруг всё загудело и захотелось плакать. Но цель – вот она! Такая яркая, красивая и… вкусная?!
Он не заметил, как осёкся зверёк, вовремя решив свернуть, ловко и незаметно юркнув под тахту. Совсем немного опоздал мышонок, а когда вслед за четвероногим человеком забежали огромные двуногие, стало уже не до еды.
Девочка лет шести, очаровательная луноликая девочка, резко повернулась на топот позади
– Тссссс.
Калфа, прибежавшая за ней вместе со служанкой, проглотила уже почти сорвавшееся восклицание. Малышка шепнула, уже делая шаг в сторону брата:
– Тихо, это мой персик.
– Что вы, маленькая госпожа, – вскинулась вдруг калфа и аж побледнела. – Вам нельзя есть эти фрукты! Если валиде узнает, велит меня казнить!
– За что это ещё? – девочка остановилось, удивлённо уставившись на женщину своими большими ясными глазками.
– За то, что не уследила. Да и Садыке не поздоровится. Вы только взгляните на бедняжку, – служанка и правда побледнела. – Оставьте шехзаде с его добычей и идите сюда, я вам сейчас расскажу древнюю легенду.
Сгорая от любопытства, девочка подошла к дивану, на краю которого уже устроилась калфа. Ах, как малышке хотелось быть такой же красавицей! Глаза у калфы чернее ночи, брови изящнее, чем у иной королевы. А волосы, черные, как та смола на заднем дворе, – густые, скрученные двумя безупречными спиралями, они струились по плечам. Улыбка нежная и добрая. И даже скромные одежды были ей к лицу.
Хотя мамины наряды и наряды валиде девочке нравились куда больше. Разве можно было их сравнивать с бедным платьем рабыни? Но девочка всё равно продолжала это делать и, совершенно бессознательно, сама того не замечая, отказывалась от драгоценностей и пышных платьев, предпочитая простые шаровары и золотистые рубашки из муслина, под бдительным оком матери отороченные тоненькой полоской из собольего меха.
– Я слушаю, – царственно известила малышка, также скромно присев на край дивана и изо всех сил выдерживая осанку.
– Известно ли моей маленькой госпоже, – начала калфа, – кто и зачем посадил это древнее дерево?
– Мама говорила мне, что его посадил один мудрец.
– Верно. А что было на месте этого дерева, вы знаете?
– Колодец.
– Не просто колодец. Это были врата в мир, где исполнялись все желания, но душа при этом умирала.
– Это всё сказки, – вздернув носик, заявила девочка. Ей совсем не нравилось, когда взрослые считали её ребёнком.
– Кто знает, – чуть заметно пожала плечом женщина. – Да только однажды этот вход уже был открыт, и на какое-то время во дворце воцарился хаос. Тот мир жаден до чистых душ человеческих. Он зазывает. Заманивает…
– Но как же он был открыт, если дерево здесь растёт уже много веков?
– Двести с лишним лет назад дерево засохло. Его ствол стал тоненьким и слабым. Обманчивый и манящий свет стал проникать сквозь ссохшиеся корни, пробивать себе дорогу через толщу земную.
– Свет? – девочка уже не спорила и смотрела на калфу широко раскрытыми изумрудами глаз. – Но почему дерево засохло? Оно ведь такое большое!
– В те времена оно еще не достигло таких размеров. Когда-то это и вовсе был маленький и слабый саженец. Когда-то, давным-давно, мудрый и справедливый султан правил в этих краях.
– Как наш папа? – перебила малышка.
– Да, – улыбнулась калфа и продолжила: – Но Зла было слишком много. Оно было кругом: во дворце, среди свиты падишаха, в гареме, за пределом дворцовых стен. Особенно много его было за морем. Казалось, оно текло, впадая в течение, чтобы здесь выползти на сушу. Так, будто всё зло мира стремиться попасть в этот дворец. Много дней и ночей думал султан, как победить Зло. Много голов полетело с плеч, прежде чем нашелся истинный источник темной силы. И много янычар полегло в неравной борьбе.
В те дни попросил у повелителя приюта старец, несший великую мудрость с собой. Султан принял дервиша и коротал с ним те немногие вечера, что оставались ему на отдых.
И в те же дни в темнице ждал казни несчастный, осмелившийся тайком влезть в покои одной из любимых наложниц повелителя. Узнав об этом наглеце, старец спросил у султана, что же намерен тот сделать с дерзким юношей? Властелин не ответил сразу. Думал три дня и три ночи. И на четвертый день молвил: “Знаю, что прекрасная Девлет затмевает разум любого смертного, но если глаза его осмелились коснуться лика одной из моих хатун, то пусть лишится глаз презренный раб”. “Но как же, – удивился дервиш, – он до сих пор не ослеплен и жив?” Тогда-то великий падишах и поведал о своих думах. Решил он отдать невежде свою красавицу-хатун, ежели тот уничтожит Зло, утопив его корни в недрах Земли.
Так и вышло. Несчастный влюбленный, ослепленный неземной красотой наложницы султана, был освобожден от тяжелых цепей и отправился на борьбу со Злом. Самому юноше ни за что бы не победить темные силы, но он знал то, о чем не знал никто – Девлет любила его. Любила всей душой и нежно берегла эту любовь в тайне от своего падишаха. Именно её любовь и придала силы осужденному на верную смерть. Именно эта любовь помогла ему выбрать свою смерть. Да и умер ли он? Кто знает…
Зло играло с ним, тешилось своим могуществом, насмехалось над слабостью человеческой, но и оно не ведало, зачем этот тщедушный, слабый плотью мальчишка прыгнул прямо в его логово.
Не столько из-за голода и стремления сожрать, сколько из-за любопытства, Зло соскользнуло за ним в пропасть, столько лет служившую ему благодатными вратами к пище. Не видело оно, что за углом поджидал янычар, которого по просьбе осужденного дал ему повелитель. Стоило остаткам призрачного шлейфа исчезнуть в провале, за несколько лет разросшемся из маленькой норки в огромный колодец, как воин взмахнул рукой, и еще пятеро янычар подбежали к нему. Не мешкая, они поднатужились, подняли подготовленную заранее плиту и накрыли ею манящую тайнами пустоту.
А наложница, отдавшая своё сердце не султану, а простому смертному, заколола себя кинжалом, подаренным ей любимым.
Перед тем, как покинуть дворец, дервиш попросил сделать в плите отверстие и засыпать плодородной почвой. Тридцать дней и тридцать ночей работали люди, беспрерывно засыпая провал грудами плодородной земли. И когда, наконец, мягкая почва поравнялась с плитой, мудрец посадил там дерево и сказал султану: “Дерево это – цепь для Зла, томящегося в заточении. Дворец твой – тюрьма. А твой гарем – ключ от цепи. Чем больше дерево, тем толще цепь, но всего один плод, укушенный хотя бы единой лишь девой из гарема повелителя, разобьёт цепь и развеет чары.”
Послушал султан мудреца и велел построить фонтан вокруг дерева. Фонтан, берущий свои воды из священного родника. И настали времена мира и благоденствия.
– А что же случилось двести лет назад? – девочка слушала, затаив дыхание. В её глазах читались страх, восторг, интерес, благоговение. Ужас накатывал волной, увеличивая зрачки и зажигая взгляд мрачным светом, а через секунду отступал, уступая место хрустальному пламени любопытства.
– Двести лет назад одна из фавориток султана тех лет нарушила правила и, несмотря на строгий запрет, зашла в ледяные воды фонтана, чтобы достать сладкий, но запретный плод. И разрушила чары, как и предрекал мудрый старец. С тех пор больше уже никто из женщин гарема не осмеливался брать в руки персики с этого дерева. Только мужчинам позволено их есть.
– Но это несправедливо, – совсем по-детски надула щёчки маленькая принцесса.
– Возможно, – калфа улыбнулась малышке и посмотрела на шехзаде, уже полностью перепачканного в сладком нектаре сочного персика. – Зато, если повезёт, шехзаде съест тот единственный персик, который по преданию приведёт его к трону.
А маленький шехзаде Селим, будущий султан, повелитель Османской империи, причавкивая и ничего не подозревая, сидел на полу, в прохладной тени мраморного стола, и доедал тот самый, единственный, персик. И лишь волшебное журчание воды в сказочном, но пока недосягаемом для него фонтане отвлекало его время от времени, и вскоре было забыто – дождавшись, когда косточка многообещающе направилась к пухлым губам, служанка подхватила карапуза в шелках и унесла прочь, а косточка булькнула в холодные прозрачные воды, плавно опустившись на мраморное дно, под которым и поныне дремлет вечное Зло, ожидая своего часа.